Артур Дмитриев

Установить точно, когда это произошло, сейчас не представляется возможным. Скорее всего, историки будут опираться на конец семидесятых, расцвет самиздата, причем самиздата острого и противоречивого. Именно тогда в буквенных сочетаниях русских подпольных писателей начали проскальзывать не только социальные конструкты, опровергающие сияние коммунизма, но и очертания человеческих половых органов, до того момента сокрытые решениями партии. Словно всей русской литературе двадцатого века надоело держать себя в руках, надоело копить в себе людское, надоело зажимать себя в рамках светлого будущего. И уже года этак с восемьдесят второго прорвало. 

Одним из самых ярких и колючих розовых кустов, выросших на этой хорошо удобренной куче словесного компоста, стал Виктор Ерофеев. В замечательной книге «Русская красавица», вобравшей в себя кроме часто изливающегося семени сам роман и несколько рассказов, описания этих самых органов предостаточно, иногда кажется, что чрезмерно. Все эти пахнущие укропом или бузиной вагины, лиловые, со вздувшимися венами, члены, дряблые, безыдейные соски, губы, тянущиеся в преисподнюю физического взаимодействия.

Впрочем, роман читается быстро, несмотря на рвотные позывы, бред главной героини, записанный ею одним, как кажется, предложением, перед самой ее кончиной, окончательной кончиной, а не тех кончин, что с нею будут приключаться на каждой странице, затягивает.  

Основной вопрос на утро после секса:

В 16 — Ты меня любишь? 

В 20 — Ты кто? 

В 30 — Тебе не пора? 

В 40 — Ты же не расскажешь моей жене?

В 50 — Ты не расстроилась, что не получилось, хотя это твоя вина?

В 60 — Ты Путина любишь?

В 70 — Ты кто?

Старые книги опасны. Издания разных лет, под одной и той же редакцией, могут кардинально отличаться, потому что книга, сам текст несколько лет пропитывается собственной едкой кислотой, становясь с каждым годом крепче, настаиваясь. Вся эта едкость выплескивается на первого попавшегося читателя, выжигая ему мозг. А представляете, что происходит внутри старых рукописей, причем рукописей, которые еще никто, кроме самого автора не читал?

Плоский лист бумаги на самом деле совершенно не плоский, его объем может быть куда больше, объема нашей звезды или даже вашего эго. Оценить этот объем можно только полностью погрузившись в лист, обернувшись им как одеялом, впитать телом буквы. С рукописями легче, они еще не связаны общей обложкой, не склеены, не прошиты. В рукописях можно купаться. Особенно если это рукопись великого Хэмингуэя. Особенно если это рукопись великого Хемингуэя, ни разу еще не изданная и считающаяся исчезнувшей.

Одна юная студентка находит именно такую в библиотеке колледжа. Она много проводит там, она спит с библиотекарем. Что сделает человек, отыскавший такое? Конечно, заявит миру, продаст ее на аукционе. Но не девушка, которая спит с библиотекарем. Нет, она тщательно перепишет рукопись и с помощью друга-писателя протолкнет ее в издательство. Только для того, чтобы начать спать с владельцем художественной галереи. Станет лжедмитрием (тут мне подумалось, как прекрасно перекликается это ассоциативное понятие с моей фамилией. «Лжедмитриев» - по-моему — звучит).

Вчера, надышавшись перед сном дурманящего питерского воздуха, лежал и размышлял о недавней архивной находке фильма по Толкиену. И о том, что могли бы, если захотели бы, снять нормально. Например, "Братство конца":

Всего на всем белом свете существовал всего один конец, созданный в стародавние времены злым чародеем, чтобы играться. Его давно утеряли и жили просто так, безыдейно. Но однажды маленький хоббит, купаясь в реке, находит его (тут можно саундтреком частушку «Сектора Газа» про девок в озере). Узнает об этом старый волшебник, гном, светловолосый эльф, еще парочка хоббитцев, царь человеков. Отнимают они конец у этого хоббита и давай по очереди им пользоваться. Да так пристрастились, что начались между ними ссоры из-за конца, раздоры. Тогда, чтобы не терять настоящую мужскую дружбу, решили они всей командой похерить этот конец в пучине вулкана. Доверили конец хоббиту, который ни разу им не игрался и не понимал всей его прелести. Нацепил конец этот хоббит, пришёл с дружком к лаве, да и думает – «А чо я напоследок не поиграюсь с ним, а то так и не узнаю, в чем прелесть конца. Тем более со мной тут старый дружочек увязался, на нем и попробую». Только снимает штаны, чтобы жахнуть Сэма, как из ниоткуда появляется тот хоббит, что нашел конец, откусывает его и падает в лаву. 

Сейчас мыл полы, матерился и в процессе переписывался с товарищем. 

Оказывается, существуют люди, которые моют полы не только по линии постоянного движения, но и вообще ВСЕ ПОЛЫ!! Никакому пониманию подобное не поддается. 

Но это еще не все. Есть люди, которые сначала подметают ВСЕ ПОЛЫ, потом моют ВСЕ ПОЛЫ  очень мокрой трапкой. А затем еще раз проходятся по ВСЕМ ПОЛАМ чуть влажной. при этом они  ПОЛУЧАЮТ УДОВОЛЬСТВИЕ И ПОЮТ!

Когда мы придем к власти, первым же законом будет освобождение этих людей от всех прочих обязанностей, в том числе - и родительских. Они получат именную тряпку и именную швабру и будут мыть ВСЕ ПОЛЫ ПО ВСЕЙ СТРАНЕ У ВСЕХ ЛЮДЕЙ И ОРГАНИЗАЦИЙ. 

Потому что человек рожден, чтобы быть счастливым.

Время. Невосполнимый ресурс. В быстротечной человеческой жизни дорога каждая секунда. Нужно ее потратить как можно болеее разумно, как можно более выгодно, как можно более правильно. 

И находятся люди, которые постоянно в поиске нового приложения себя. Им скучно заниматься одним и тем же, они декларируют постоянное познание, ежедневный скачок в будущее, меняют работу каждые семь лет, унижают скуку. 

Они говорят, что вкладывать свои физические и ментальные способоности в одно и тоже день ото дня — глупо. Что нужно стараться делать будущее, что стоит все свои силы прилагать для открытия новых горизонтов.

Но при этом занимаются сексом на протяжении десятков лет. иногда несколько раз в неделю. Все тем же старым добрым сексом. Который, по сути, однообразен, можно лишь добавить вариативности. Если перефразировать Умберто Эко - все извращения в сексе есть всего лишь комментарии к самому сексу.

Где логика?

Секс по-питерски:

Он — идет вдоль ее дома. Приближаясь к подъезду, замечает невероятную луну. Садится на скамейку и отдается этой красоте, кутаясь в шарф.

Она — обнаженная сидит у окна. По щеке бежит скользкий лучик лунного света, уже отразившегося в холодных водах Невы.

Кончают.