Я находился на стадии жёсткого накопления виртуального капитала с периодическим выводом наличных и питием запотевшей Лапинкульты, продававшейся только на этом вокзале. Как дань изредка заходящим сюда в поисках пути обратно в благословенную Лапландию.
Справа от меня сел мужик. Громко бил по ненавистным клавишам, хрустел кожаной курткой. Кричал матерно. Вспоминал женщин легкого поведения, геев и других пидарасов, чью-то мать, с которой он был в близких отношениях, свой член, другой член, коня, одетого на осень-весну, какие-то глухие отверстия неясного диаметра и глубины.
Не люблю мешать и глазеть, да и игроки не любят, когда пялятся в экран, но стало дико любопытно. Повернул голову свою юную и красивую. И уткнулся в Вячеслава Полунина. Седого, мрачного как Пьерро, которому подравняли рукава, наконец-то, с побелевшими костяшками пальцев, сжимающих борта аппарата.
Я онемел, честное пионерское! Ни одно слово, вырывающееся из его, объятого пламенем негодования, рта, не напоминало «Асисяй». Ни разу! Он умел говорить, более того, некоторые конструкции построения предложений мне потом пригодились на практическом уровне. Я хотел даже тихонько оснастить себя крестным знамением, но во время вспомнил, что атеист.
По громкой связи объявили посадку на поезд до Питера. Седой яростный клоун печально ударил по клавише «BЕT», искоса зыркнул на меня и пошел к выходу. Не забрал кредиты, оставшиеся на счету.
Иногда мне снятся кошмары — Я Большой Надувной Телефон. Потихоньку во мне рождается гудок. Открывается дверь в комнату, входит седой клоун, вытаскивает из-за щеки лезвие "Спутник" и взрезает меня в трех местах, лишая трубки, диска и гудка.
Journal information