Первым уроком, даже первыми двумя уроками, у нас как раз должно идти черчение, предмет новый в девятом классе, больше интересный мальчикам, поэтому девочки старались его ненароком пропустить. Карандаш не ставил «нб», милосердно прощая юных прелестниц, понимая, что скучная монохромная картина на парте отвлекает их от недавно открывшегося сверкающего мира западных селебрити, новых шмоток на Сипайловском рынке и насквозь прокуренных подъездных поцелуях. Поэтому девчонки, за исключением самых сознательных, еще нежились в своих кроватках, стараясь не запускать ручки под одеяло, разгоряченные смутными подутренними видениями с Томасом Андерсом или Стингом.
Мы же уже толпились перед кабинетом на первом этаже, попинывая запертую дверь, как прозвенел звонок. Легкое недоумение пополам с все-таки затаенной радостью пролилось на наши разнокалиберные морды. Староста сбегал на вахту и вернулся ни с чем, вахтер сказал, что ключа у него нет, стало быть ключ у Карандаша. Еще попинав дверь, отправили старосту к завучу за дубликатом. Завуч пришла через минут двадцать, отперла дверь и тихо ойкнула. Наш Карандаш сидел за своим потрепанным столом, упершись лохматой головой в выставленные руки. Со стороны казалось, что он с размаху ударился о столешницу, лбом раскидав локтевые суставы после внезапного инсульта. Трагическую картину рушил сильный сивушный выхлоп, висевший, или нет, стоявший колом в воздухе небольшого помещения.
Завуч попыталась нас вытолкнуть в коридор, да только где ей справится с парой десятков уже здоровых кабанчиков, хихикающих и нетерпеливо ждавших продолжения шоу. Поняв, что силы не равны, завуч подошла к Карандашу и брезгливо пнула ножку стула. Лохматая голова пришла в движение, показывая титанический труд по отрыву слипшейся челки от гладкой поверхности стола. Мутные глаза посмотрели вперед, потом в нашу сторону, в них плескалось умиление, немного тревоги и восторженное удивление. Завуча Карандаш не замечал совсем и величественным жестом пригласил нас занять места. Встал, опершись одной рукой о спинку стула, а другой робко пробуя достать платок из кармашка пиджака. Завуч тихонько растворилась, урок начался.
На большой перемене мы решили не портить себе ауру застывшим пюре и какао, в котором наибольшую объемную долю занимала пенка, и побежали в Универсам через дорогу трескать горячие пирожки и мороженое. В очереди перед нами стоял знакомый пиджак со следами мела, с вековыми замятинами и испачканным протекшей ручкой лацканом. Карандаш брал обеденный «Агдам», бодро снимая продавщицу на субботние шашлыки. Звякнув мелочью о металл весов, работающих перманентно как место обмена денег на товар, он повернулся к нам и попытался спрятать ноль-семь, неуклюже выворачивая руку за спину. Потом внимательно оглядел компашку, взял еще один бутылек.
В лаборантской было шумно и весело, Карандаш на пальцах рассказывал о важности черчения в становлении нашей страны, а мы, осторожно прихлебывая из граненого стакана, дивились собственно храбрости, важности и взрослости. С тех пор пятерки по данному предмету у меня не переводились, и что самое странное, не переводились они и в последующих учебных заведениях. Все-таки «Агдам» был хорошим напитком, ставящим руку и развивавшим трехмерное мышление. О чем Минздрав неуклонно забывал предупреждать.
Journal information