Ведь так нечасто ей выпадало оставаться дома одной. С удовольствием облачившись в простое чистое платье, Золушка перебирала крупы, мыла полы и посуду, сметала паутину и пыль, кружась в замысловатом танце, ритмом которому был перестук сердечных клапанов. Перестук этот убыстрялся с каждым часом, ибо на сладкое, беспредельно сладкое, неимоверное сладкое, затмевающее все десерты на свете, оставалась полировка поверхностей.
Нет, не только столов, полов, мебели, зеркал и стекла. Всех поверхностей, мачеха требовала идеальной гладкости, блеска, отсветы должны гулять по дому, бегать по стенам и потолку. Золушка совсем не против, ну что вы. В руках фланель, воск, на ногах специальные штиблеты с щетками, за пояс заткнуты кожаные фляжки с мазями, тряпицы с мельчайшим тальком и бутылочка с маслом.
Наводить блеск – дело трудное, пот проступает сквозь лен подмышками, узкой полоской на спине. Ничего, Золушка улыбается, заправляя под платок непослушную прядь, ведь пришёл черед утвари и домашних помощников. Чугунки, сковороды, миски, чашки, плошки. Их тоже надобно натереть и отполировать как следует. И ручку любимой швабры, пусть узкую, но длинную. И мощный ухват, заскорузлый и витиеватый, с небольшой шишечкой на ладонь от конца. И скалочка. Маленькая скалочка с двумя удобными ручками похожими на шарики. Золушка прикусывает нижнюю губу, смазывает их из склянки и натирает, натирает, меняя темп, меняя руки, меняя вздохи с всхлипами.
Мачеха, по приезду, уже заполночь, подходит к сундуку, на котором спит Золушка и с удивлением смотрит на ее счастливую улыбку, расслабленное тело и чуть подрагивающие бедра рефлекторно. Мда, думала самую доступную из своих мыслей в этот период мачеха, мда...
Journal information