Училка
Память не сохранила ее имя, наверняка что-нибудь страстное и нежное одновременно как жасмин. Голубоглазая блонди в узкой кожаной мини и с тремя расстегнутыми пуговками на белоснежной облегающей блузке богопротивного кроя. Я слышал цоканье ее каблучков задолго до того, как она появлялась в классе. Слышал, как она в них выходила из квартиры и бежала по асфальту, чтобы быстрее ворваться в наш кабинет, заставив всех мальчишек дрожать, нервно хихикать и глотать огромные порции собственной слюни.
К сожалению, это было крайне редко, так как преподавала божественная красавица алгебру и геометрию, но по данным предметам у нас была своя, блонди ее заменяла в случае болезни. Точная дата ее прилета из рая нам была неизвестна, и зеркальца на ботинок приходилось носить постоянно. Ну и маленькая потасовка за право сидеть на первой парте первого ряда прямо передней, розовея щечками и тихонько подсовывая под учительский стол ногу с зеркальцем, чтобы увидеть завораживающий и глубокий внутренний мир прекрасной послушницы Лобачевского.
Если набраться смелости, то можно было поднять руку и попросить ее поглядеть в свою тетрадку - правильно-неправильно. Она подходила, облокачивалась на стол локтями и ее сочные перси поочередно били по мозгам с силой девять баллов по шкале Рихтера.
Медсестра
Память не сохранила ее имя, наверняка что-нибудь упрямое и строгое как роза. Волосы – уголь, глаза – ночь, в белом халатике смотрелась валькирией. Под халатиком не носила ничего, даже трусиков, несмотря на то, что погоды стояли морозные. Однако топили – будь здоров, поэтому и пациенты козыряли телом по-максимуму. Сильные маленькие ручки, могущие сразу скрутить все конечности и вдарить в задницу тройку витаминов подряд.
Молчала, редко улыбалась, в процедурной могла внезапно прижаться всем телом и так же внезапно отпрянуть. Как-будто толкнул ее в спину порыв ветра. В последние дни перед выпиской, дежуря ночью, подходила неслышно к койке, просовывала руку под одеяла и просто гладила спину минут десять. Не говоря ни слова. Потом вставала, уходила за свою стеклянную перегородку читать что-то в мягкой обложке, отвлекаясь лишь на зуммер телефона внутренней связи.
Два раза пытался найти ее через месяц, когда стал более-менее передвигаться с приличной скоростью, но все никак не попадал в ее смену. А ординатор, паршивец, жал номерок, ухмыляясь в свои тараканьи усы.
Мамочка
Память не сохранила ее имя, возможно что-то романтически-слезливое наподобие лилии. Стройная и подтянутая, волевой подбородок, прямой взгляд холодных голубых глаз, короткие русые волосы. Коня и избу – это про нее. Она сама меня зацепила на праздновании дня города, мимоходом толкнув локтем, остановившись и сняв темные очки. Мы пили баночное пиво спиной к сцене с кураистами и потрёпанными звездами девяностых, она рассказывала про пеший поход через Уральский хребет и устройство мотоцикла, я кидал в нее двусмысленными цитатами и дико смущался.
Тогда не существовало энергетиков, но что-то она все же принимала. Меня, тогда двадцатичетырехлетнего юнца, выжала как стиральная машина на предельных оборотах до такой степени, что утром я не смог встать с постели, а просто с не скатился. Она же шустро прошмыгнула в душ, приготовила кофе с сигаретой и постоянно шлепала, пробегая мимо, по заднице, глупо хихикая, что совсем не шло к ее демоническому образу.
Мы встречались еще раза три, она всегда сама назначала время и заезжала за мной. Много болтали, много пили и бесконечно мяли простыни в двушке на Российской. Затем она уехала в Ульяновск, а оттуда – в Москву и след почти окончательно потерялся. Как-то наткнулся месяц назад на ее профиль в Фейсбуке – все такая же, может чуть-чуть видна работа скальпеля. Место жительства указано как Швеция. Щелкнул мышью и закрыл страницу.
Школьница
Память сохранила ее имя, но его я вам не скажу. Она сейчас очаровательная мама очаровательной дочки, живет совсем рядом и при встрече мы улыбаемся друг другу. Было ей тогда семнадцать лет. Высокая, черноволосая, смуглая улыбашка. Сначала переглядывались у ларька, где я покупал сигареты, а она болтала с подружкой. Через несколько часов мы уже страстно целовались на затянувшемся ночью школьном дворе, неуклюже оперевшись о брусья.
Виделись три летних месяца каждый день, сладко тая в объятьях, я наслаждался юностью и легким воздушным телом, она смотрела на меня снизу вверх несмотря на то, что была выше меня. Все окончилось внезапно. Как-то на улице попалась бывшая классная, которая взяла меня за локоток, отвела с дороги в сторону и спросила, встречаюсь ли я с N. На мой утвердительный кивок приподнялась на носочках чтобы дотянуться до моего уха и выразительно по слогам громко прошептала, что N учится у нее в девятом классе и ей всего пятнадцать годков. Я несколько оторопел, пробормотал что-то невпопад и побежал домой. Был мучительный разговор по телефону, огненно-ледяной с моей стороны и морозно-жаркий – с ее.
Такие дела.
Это я написал к тому, что в жизни каждого мужика были, есть и будут эти ипостаси чувственного и интеллектуального (да-да!) наслаждения. Я иногда хожу в школы к детям и внимательно оглядываю преподавательский состав. Пока – тишина, сердечко не екает, но ведь педагогический каждый год выпускает достойные экземпляры. Может когда-нибудь они появятся в наших палестинах. С медсестрами общаться доводилось очень давно и пока особого желания нет. Как и с мамочками. Учитывая мой собственный возраст, эта относительная категория уже перешагнула черту презентабельности. Но, замечу, есть удивительные сексуальные красотки за сорок. Школьницы… Моя дочь учится в десятом и в ее классе присутствуют две сногсшибательные особы. Задружу их Вонтакте.
И вот именно поэтому всегда магазинах будет продаваться школьная форма, халатики медсестер и все остальное. Для воспоминаний.
Journal information