Прямо за поворотом, на первом перекрестке справа от гостиницы, Олегу попался на глаза йог, мирно возлежащий на доске с гвоздями. Олег подошел, внимательно рассмотрел его со всех сторон, попинал ножкой в открытых сандалиях и тихонько спросил: — Дяденька, а вам не больно? — Нет, — отвечал йог, — сейчас уже не больно. Я просто истекаю кровью и умираю. А все потому, что плохо учил в школе физику, математику и неправильно рассчитал расстояние между гвоздями. Поэтому на каждое острие пришлось слишком много живого веса, они пронзили кожу. Такие дела.
Олег хмыкнул, заснял его на телефон и двинулся в сторону пляжа — скоро солнце достигнет зенита и будет слишком жарко для валяния в этом грязном песочке. На пляже никого не было, кроме сморщенной бабушки, качающейся из стороны в сторону, вращающей глазенками и поющей одни гласные. Олег пробежал вокруг нее два раза, поржал и растянулся, споткнувшись о чьи-то ноги. Ноги грозным голосом спросили, чего это он безобразничает, на что Олег ответил, что отвлекся на сумасшедшую старушку и не заметил данные вытянутые конечности. Ноги же ему рассказали страшную историю, что это когда-то была очень красивая девочка, она любили веселиться и танцевать, но ей всегда нужна была дополнительная подпитка. Подпитку эту девочка решила найти в марихуане, что очень здесь популярна. Но она плохо знала биологию и сорвала не тот куст. Засушила, скурила и последние сорок лет так и сидит на пляже в этом самом виде. Олег поник и поплёлся домой.
Пообедав и поспав два часика для того, чтобы жирок завязался, как папа говорит, Олег покатался на прокатном велосипеде, покупался бассейне, покушал фруктов и, когда стемнело, опять отправился на пляж — там установили большую сцену, горели яркие огни и что-то намечалось волшебное и замечательное.
И точно, там выступали жонглеры, играли диджеи, проводились конкурсы, в которых раздевали симпатичных девушек, бегали фаерщики. Но особенно Олега привлек глотальщик шпаг, так искусно засовывавший внутрь себя стальное холодное оружие. Олег открыл рот и хлопал в ладоши до тех пор, пока глотальщик не сказал ему: — Хватит! Ты не знаешь, чем хвалу поешь! — Почему же —, ответил Олег, — я аплодирую вашему искусству и бесстрашию, у меня бы никогда не хватило бы духу засовывать в себя столь устрашающие орудие да и мама бы не разрешила. — Разрешила бы, — сказал глотальщик, — если бы видела горло как у меня. Там расплодились язвочки и вздутия, все чешется и свербит. Поэтому я и сую постоянно шпагу почесать. Я ведь раньше был сисадмином, сидел в жаркой серверной и на порнхабе круглосуточно. Пока один из троллей сетевых не взял меня на слабо и я не глотнул немного уксуса. А ведь учил бы в школе химию нормально, то плеснул бы ему лучше этим в лицо.
Олег цыкнул, сплюнул и побежал ужинать. Когда вернулись домой, он долго мерял комнату шагами по-диагонали, а через три месяца вымыл всю посуду за собой, убрался в комнате и сиганул в окно с седьмого этажа прямехонько на асфальт, с успехом перелетев маленький красивый палисадник у подъезда, оставив записку на кухонном столе, в которой говорилось следующее : «Дорогие мои мама и папа! За первую четверть я получил двойки по трем основным предметам. Прощайте! Люблю вас! Идите в жопу со своей овсянкой и чисткой зубов два раза в день! Еще раз целую!»
Вот так бывает, когда аниматоры несколько переигрывают. За что турагенство и поплатилось плохим отзывом (папа оставил, пока мама выбирала, куда повезти оставшихся деток) на Трипадвизоре — пусть это жестоко, но справедливо!
Journal information