Когда я был маленьким, несмышлёным белобрысым сынком местного бюргера, жизнь моя состояла из одних лишений и невзгод. Нет, питался я хорошо, одевался во все модное и имел свой собственный игрушечный арбалет. Мне не хватало значимости, самоуверенности, ментальных побед — быть младшим сыном и отличаться от того, что называют «ничто» — дело очень трудное, и мне оно было не по зубам.
Отец меня не замечал, а если и делал вид, что я существую на этом свете, то только для того, чтобы как следует всыпать. Братья, старше меня на семь лет, имели кучу своих интересов, куда совать нос малолетним прыщам вроде меня совсем не поощрялось. Но это все мелочи, с которыми я научился бороться точно такой же реакцией – игнорирование.
Самое страшное, с чем я сталкиваюсь со времени моего появления на свет — нехватка женского тепла. Я не видел материнской ласки, все ее нежности доставались папиному дяде и заезжему поляку-конезаводчику. Нянька больше смотрела за своей большой кружкой, чем за мной, а девушки из благородных семей да и обычные простолюдинки смеялись над моими торчащими ушами и худобой.
Поэтому я решил усмирить плоть и отдать жизнь свою богу, вступив в ряда доминиканцев, псов господних. Теперь женские, такие воздушные и чуткие, руки обогревают меня всегда, когда я захочу. И не только руки — Ганс, подожги-ка вот эту, что поближе, рыженькую!
Journal information