В небольшой арке позади двух охранников центрального входа в зал ожидания Казанского вокзала столпился местный площадной контингент: грузчики, цыгане, продавцы книг, проститутка на излете лет, вся надежда ее была на сильно пьяных. Мы выглядывали из-за широких плеч в зеленой форменной одежды и дивились столь сильному проявлению круговорота воды в природе. За сплошной пеленой не было видно Ленинградского и Ярославского вокзалов, такой сильный был ливень. Курили, болтали, строили планы на ближайшие выходные — приехать пораньше, поднять на брата быстренько по двадцать долларов, купить Гордонса, Швепс и завалиться к одному москвичу с ночевкой, жена у него изумительно куру запекает на банке.
Вдруг на въезде официальной стоянки поток пробил большой, мощный белый нос Линкольна Континенталь и величественно встал боком к тротуару. Шесть полосок, восхищенно прошептали мы, самая навороченная комплектация, там, скорее всего, и бассейн внутри имеется. Линкольн стоял с заведенным двигателем минут двадцать, видимо приехал кого-то встречать важного. Дверь салона открылась в тот момент, когда мы уже почти потеряли к машине интерес, и оттуда выпрыгнули четыре фигурки средней толщины и помчались в нашу сторону.
Бег их, бедняг, пытавшихся быстрее укрыться от дождя, был остановлен охранниками, потребовавшими билеты на поезд, вход в зал ожидания только по билетам на руках, такой порядок. Они стояли, прижавшись друг другу, мокрые кудри облепили головы, узкие штанишки стали еще более узкими, а у одного, забыл, как его зовут, черненький такой, с гитарой часто на сцене баловается, текла тушь по лицу.
— Но мы ведь только хотим купить билеты, можно нам пройти зал насквозь до касс?
— Нет, вход только по билетам или платный, десять рублей с каждого, вон будка, оплачивайте, показывайте мне чек, тогда я вас пропущу
— Мужик, мы же «НА-НА», что же ты делаешь???
— А мне похеру, билеты на поезд или входные билеты.
Я всегда был очень сентиментальным сострадающим мальчиком до определённого возраста, напитался потом цинизмом, достоевщиной, берроузовщиной, пелевинщиной, апдайковщиной. Поэтому выскочил в низвергающиеся хляби небесные, взял их за руки и повел через подземный переход бесплатной дорожкой, по которой можно попасть прямиком в кассы, не выходя на недружелюбную в этот день поверхность.
Шли молча, не переговаривались друг с другом, тащили свои маленькие чемоданчики на колесиках, у одного постоянно пикал пейджер. В кассах они встали в очередь, я побежал в верхний зал ожидания просушиться и выпить горячего кофе с сосисками. Никто из них не сказал мне спасибо и не посвятил мне потом песню. До сих пор страдаю от этого, не покупаю диски и переключаю канал, если их показывают или их папочку странного.
Journal information