Насилие равно человек

Первоначально хотел бросить на странице тридцатой, устав продираться через непомерные наслоения взаимоисключений и кучи-малы набросанных случайным образом слов, не имеющих смысла вообще, а просто показывающих всю тонкость натуры автора и как бы его философичный склад ума. Проявив недюжинную силу воли решил все-таки дойти до конца, до второй твердой корки. И вот дошел.

Несмотря потаенные гуманистические взгляды Камю, книга, вернее, сборник этот о насилии. О насилии над людьми, насилии над собой, насилии над искусством, насилии над вещами и организмами с легким восхищённым придыханием человека, который сам никогда ничего подобного совершить не сможет в силу собственной мягкотелости. 

Ставя из всех проблем философии первой проблему самоубийства и давая ему легитимность и даже проталкивая его как некий смысл жизни (опять противоречие, не так ли), Камю опирается на прекрасный в своей простоте постулат «поскольку ничего не доказано, можно доказать все что угодно», упрощая себе задачу как повествователя, но усложняя понимание для читателя, которому кажется все это сумбуром, фаршем из слов и понятий. В итоге понять мы можем только, что самоубийство есть согласие с собственными пределами, и это тоже восхитительно, вот она критическая оценка самого себя, субъективная, но в тоже время абсолютно объективная, хоть и ставящая окончательную точку. Как пример – Христос. Оказавшись обманутым как отцом, так и людьми, он решил покончить жизнь самоубийством, ведь вся его деятельность как раз и была самоубийственна. «Законы природы заставили его жить среди лжи и умереть за нее» - говорит Кириллов. Да, достоевщины в Камю столько, сколько нет ни в одном русском писателе.

Оправдывая самоубийство, Камю находит несколько нежных слов и для убийства, и не только для убийства как такового, как для первопричин его. Да, для массового убийства тоже, не смотря на весь свой антифашизм. Прикрываясь фразой «Я настолько люблю свою страну, чтобы быть националистом», поет песнь ницшеанству мелкого разлива, приникая к духу великого германского народа, который попробовал, хоть и не сумел устроить всем нам новый мировой порядок. Это достаточно классическое поведение для французов — восхищаться мощью и силой, которая их свернула в бараний рог, массовый стокгольмский синдром. Здесь угадываются мечты о Единой Европе, пусть таким, кровавым способом организованной, но Единой, цельнометаллической. Проскакивают попытки и абстрагироваться от кровавого пути, но это сделано только для того, чтобы обеспечить себе алиби в глазах читающего.

На практике, говорит Камю, нет ни единого аргумента за или против легитимности убийства. Поэтому каждый решает это для сам, оглядываясь на человеческие законы и законы местопребывания, но все-таки руководствуюсь больше целью, чем ими. Кем лучше быть – со сдавленным горлом или с оружием в руках?

Бунт у человека возникает как требование ясности и единства. Вот только какой ясности и какого единства, когда бунт – дело одиночек. И бунт – это уже следствие ясности, определенности кристальной. Вокруг бунтаря могут формироваться слои, но они могут совсем не разделять мнения бунтующего, им удобно идти к своим собственным целям под прикрытием этого яростного огня. Добродетель, любая добродетель по Камю лишена права называться мудростью, в ней слишком много гордыни и самолюбования, пусть внутреннего, но все же. А бунт – он открыт, он не приемлет сюсюканий и лишен колебаний и постоянного взвешивания морали. Оттого и добивается всего. 

Взгляд Камю устремлен и восточнее Германии, туда, в дикую немытую Россию, где живут неимоверно жестокие люди, не щадящие ничего, ни свой народ, ни своих матерей, помешанных на величии страны в то время, когда пришла эпоха стирания границ. Да, мы такие, мы тормозим в развитии, не выпутавшись из медвежьих шкур, не умея, как собаки, прятать клыки и когти. У нас святыми становятся маньяки и убийцы, сталины, ради кажущегося блага народа убивающие народ. Все это его неимоверно восхищает, ведь единственный культ, который признает Камю – культ вечности, отпечаток в мировой истории. Если он остался, этот отпечаток, значит все это было не зря.

Страна, лишенная философских традиций, чья духовность скачет как бешенная коза по горам, проваливаясь то и дело в расщелины мракобесия, но при этом несколько столетий все еще удерживающая если не равные позиции с сильными мира сего, то хотя бы достойна упоминаний в сводках криминальной хроники как постоянное логовище революций, переворотов и шахт с ракетами, которые могут вырваться в чистое небо в любой момент. Ее боятся все, и друзья, и враги, и нейтралы, боятся не силы, а непредсказуемости, внешнеполитического безумия и спонтанной агрессии, питающейся странным знанием, что все беды ее извне. Зараза проникает внутрь, портит мозги, поэтому несколько доктрин излечения и постройки великого государства опираются на уничтожение собственного населения. 

Русская система концентрационных лагерей впрямь осуществила диалектический переход от отправления лицами к управления вещами, спутав при этом личность с вещью. Но зато это помогало ей поставить на поток работу врага на благо государства (а любой, находящийся за колючей – враг, друзья там не сидят). Враг тоже должен участвовать в общем деле. Прекрасный в своей точности вывод – «Фашизм предполагает восхваление палача самим палачом. Коммунизм (в русской его версии) более драматичен: его суть — это восхваление палача его жертвами. 

Насилие как данность, насилие, которое ведет эволюцию, насилие, которое в крови у самого милого ребеночка, насилие, которое спасает планету и дает ей каждый раз новые смыслы существования — Камю образен, но за красивыми оборотами прячется маленький такой шакал, наблюдающий за Ширханами с востока, пытаясь и собственную историю сочленить с этими великими убийцами, ведь правда всегда на стороне сильного. И почему-то этот сборник получился обратный тому, что нам хотел сказать автор. Если по отдельность брать эссе, то они пронизаны насквозь идеями гуманизма, но если брать вот этот том целиком, то мы видим манифест, облаченный в цвета хаки, на таком, должно быть, принимают присягу диктаторы всех мастей и просто любители выпустить кишки у разнеженных территорий, которым нужна, еще как нужна твёрдая рука.