Последний, восьмой том антологии Шекли погряз внутри меня непреодолимым противоречием. Где с одной стороны ярко блестит восклицание – «Зачем я все это читал?», а с другой вроде чего-то захотелось покушать. Заключительным томом был сборник рассказов, собранных с середины пятидесятых до начала девяностых прошлого века. Хорошие рассказы, плохие рассказы, прекрасные рассказы и отвратительные рассказы, редактор, по всей видимости, завязал себе глаза и компилировал их наугад, строго следя только за тем, чтобы читателя не совсем уж ужаснуть. В общей каше есть крупицы разума и даже провидческие всполохи.
Например, модель мира, где есть монополист на рынке техники. Штука, избитая еще Фанни Тьюнс, но от того не теряющая актуальности, ведь поразительно точно в 1954 году описан поведенческий паттерн, следуя которому обыватель меняет пылесос, купленный полгода назад, на новый только потому, что он вышел на рынок, особо не углубляясь в отличие характеристик. Да-да, и очереди перед открытием магазина.
Описания счастливого будущего на этом не заканчиваются. Например, там, далеко впереди, собаки больше не будут закапывать косточки во дворе потому, что они больше не испытывают неуверенности перед грядущим. Очень здорово, жалко, что эти собаки еще и могут вас учить уму-разуму, поглядывая на общедоступные Измерители, оценивающие вас со всех сторон физического и эмоционального состояния. Гавкнуть могут или вообще уйти, если вы перестали отвечать ценностям современного общества. А еще друзья человека, называются.
А еще у нас будут двадцатиэтажные небоскребы. Я так понял, что небо значительно приблизится к земле. Кроме них космические бомбардировщики смогут нестись, повизгивая, в полном вакууме. Так же окажется, что все скульпторы и художники – продукт сублимации, вытеснения сексуальных инстинктов. Им нельзя даже дрочить, поэтому они начинают делать руками ужасные вещи. Это многое объясняет, кстати. Художники и скульпторы начинают мазюкать холсты и крошить камень из боязни за свое психическое здоровье, ведь в голове у них одни бабы.
Конечно же, как и во всех предыдущих томах, найдется пара произведений, где планета гибнет от перенаселения. «Где же, где же ты, Танос!» — восклицает постоянно автор, попутно клеймя херову медицину, позволяющую жить людям все дольше и дольше. Этот пунктик Шекли немного подзаколебал, если честно, и накладывает тень отвращения на все его творчество. Правда, он делает ремарку – лицемерие – понятие, знакомое всем народам и существам во Вселенной. Ну тогда ладно.
Опять же мрут женщины неимоверных количествах, больше, в «Игре Престолов», как мне кажется. Но и это не странно, если учесть, что человек должен убивать свою жену на 25-й день совместной жизни, а потом идти в загон с лишними самками и выбирать себе новую на следующие двадцать пять дней. Я бы все-таки обошелся без убийства, можно отдать на завод или просто тихонько сменить замки в двери. Мы же не звери.
Единственное, в чем оказался прав Шекли – любовь есть самое горькое чувство на свете. И самое грустное. И очень хорошо, что она у меня с ним не случилась, это было больше похоже на короткий и непонятный всплеск симпатии, в котором я пытался наверстать упущенное приключенческое детство. Не наверстал и упустил еще больше. Прощай, Роберт, я тебя больше не открою. Только если мне будут угрожать.
Между раззявленных колен мелькала угловатая головка с беспорядочно понатыканными пучками жестких волос, двигающихся не только по траектории качания черепа, но и по черепу. Как маленькие бездомные гусеницы. Принцесса изредка приподнимала голову, натыкалась на эту линялую щетку, видневшиеся за ней…
