Спас на крови

Ха, оказывается, именно «Повесть о двух городах» является самой перепечатываемой книгой Диккенса. Не восхитительные «Большие надежды», не сопливый «Оливер Стоун», не заскорузлые «Записки Пиквикского клуба», а «Повесть». Сначала это мне показалось немного странным, потому что сюжетная линия избита словно попка нижней. Но сейчас уже так не кажется, потому что события, рассказанные в книге, никогда не потеряют актуальности, ибо «это было лучшее из всех времен, это было худшее из всех времен; это был век мудрости, это был век глупости; это была эпоха веры, это была эпоха безверия; это были годы света, это были годы мрака; это была весна надежд, это была зима отчаяния; у нас было все впереди, у нас не было ничего впереди; все мы стремительно мчались в рай, все мы стремительно мчались в ад, – словом, то время было так похоже на наше»

Диккенс – он вам не Достоевский, хотя попытки залезть нам в душу предпринимает постоянно, оперируя тем, что каждый человек представляет тайну и загадку для другого человека. Диккенс прямолинеен, детален, и, слава богу атеистов, постоянно скатывается от треволнений в событийность.

Эта история одного старика, одного парня, одной девицы и нескольких мразей. Действие происходит в преддверии Французской революции и непосредственно внутри нее. Такие годы, когда на фонарных столбах больше висело людей, чем собственно фонарей, причем люди освещали дорогу не хуже — поглядишь на труп и сразу становится понятно, куда бежать.

Британия, как заклятый враг Франции, держалась подальше от расплескивающихся там рек крови, только единичные любители пятичасового чая отваживались совать свой бледный, покрытый облачками тумана, нос на ту сторону пролива. Таких не любили, конечно же, Британия вообще не любит излишней суетливости, поговаривают даже, что это государство лучше засунет своих сыновей в тюрьму, чем даст им возможность что-то менять. Не со всеми получается, естественно, Ньютон вон пролез, Шекспир. И еще один старикан, поехавший в Париж вызволять из беды другого старикана, отсидевшего в тюрьме уйму лет. Ну и понеслось. Да, с удивлением узнал, что англичане тоже любят водить медведя на цепи по улочкам в качестве развлечения. Наверняка у них и балалайки есть. 

Франция бурлила всем, чем только можно бурлить. Но особенно – гневом. Так уж там получилось, что высшее общество там было устроено следующим образом – «военные чины, не имевшие никаких сведений по части воинского искусства; гражданские чины, не имевшие понятия о гражданских делах; морские чины, в глаза, не видевшие ни одного корабля; духовные лица с самыми светскими наклонностями, с полным отсутствием совести, с медными лбами и чувственными глазами, распутные на словах и еще более распутные на деле. Все они и каждый из них были совершенно непригодны для того дела, к которому были приставлены, все лгали и притворялись, будто на что-то годятся, но все более или менее принадлежали к тому кругу, где раздавали все общественные должности, сопряженные с какими-либо доходами и привилегиями. Доктора, составившие себе крупное состояние изобретением легких и верных лекарств от небывалых болезней; они вертелись среди придворной знати и с улыбкой старались почаще попадаться на глаза своим важным пациентам. Господа, изобретавшие всевозможные средства для врачевания маленьких невзгод, от которых страдало государство: одно только средство никогда не приходило им в голову, а именно серьезно приняться за дело и вырвать с корнем хотя бы одно из общественных зол.» Такие дела. Однажды народу это надоело, и он взялся за вилы. Это не предупреждение, конечно, но все же.  

Да, Франция бурлила, но бурление это было невидимо поначалу для знати. Из-за своего высокомерия и вечно поднятого подбородка они не догадались хоть разочек посмотреть вниз и что-то сделать, чтобы не висеть потом на фонарях. Ласкали своих лошадей, возили собачек на самолетах на выставки и все такое. Невдомек им было, что весь наш мир, все, что в нем есть большого и малого, заключается в пространстве всего одной звезды. И свет ее падает на всех без разбора, и никто не вправе этим светом владеть единолично. 

Старичок спас старичка и увез к себе. У спасенного старичка была дочка невиданной красы, прожившая без него до двадцати лет. Такая красивая, что Диккенс даже не нашел слов описать это чудо. А может просто позабыл. Дочка отца-сидельца встретила ласково, приготовила чифиру. А потом им пришлось выступать в суде, где на нее запал еще один будущий постоялец тюрьмы. Обычная история, когда отличниц все время тянет к хулиганам. Но он был не хулиган, а знатный француз и в некоторых местах – джентльмен. С помощью этих мест у них скоро появилось дитя. Да, люди на свет рождаются холостяками, им так начертано богом атеистов. Не все умеют сберечь себя просто.

Жили себе, не тужили, но тут пареньку приходит весточка с родины и просьба о помощи от дальнего-дальнего знакомого, которого он видел-то всего один раз. Ну конечно он поехал, черт побери! Поехал, где всю знать вешали или прогоняли через косметические процедуры на гильотине. Потому что бедняки там уже если сено вместо хлеба, а чиновники им говорили – «ну идите занимайтесь бизнесом, чего вы ноете».

И жена поехала за ним. И дитя. И старичок-сиделец, то есть – тесть. А вот была бы еще теща, так она бы их всех отхерачила бы сковородкой и никуда бы не пустила. Но тещи не было. Попали наши герои в самую гущу, когда в день по сто голов слетало с плеч. А когда столько крови льется, то она начинает затмевать мозг. И если ты красивый, хорошо одет, то ты тоже предатель, изменщик, развратник и смм-щик. Пусть ты и на стороне бедняков. Дорога тебе одна – в пасть чудовища, что питается человечинкой. То есть, в пасть к самим людям.

Ладно, не расстраивайтесь, будет хэппи-энд с некоторыми оговорками. Ну там пострадают парочка хороших товарищей. Одного даже казнят. Ну и все. Несмотря на счастливый конец ты не можешь улыбаться. А хочешь плакать. Потому что кругом мерзость, страдания, несправедливость, угнетение, ложь и воровство. Прям как щас. Оттого и грустно – вроде прошло два века, а ничего не изменилось. Нет, во Франции-то изменилось. 

Я вот только одного не понял — почему «Повесть о двух городах»? Никакого сравнения Лондона и Парижа не происходит, нет никаких их описаний, да вообще о геометке только догадываешься, потому и названий их не упоминается. Города не только не играют никакой роли, они третьестепенны и даже не декорации к сюжету. Повесть о двух старичках, повесть о двух любовниках, повесть о двух близнецах, повесть о двух мерзких супругах (это не про наших героев), повесть о двух пальцах об асфальт – назвать можно было как угодно и было бы гораздо ближе к тому, что под этой красивой обложкой. Диккенс, ну так нельзя, ты же умный чувак, не делай так больше.