Маленькому дитю или старенькой бабушке достаточно нетрудно собрать определенную сумму на лечение, пустив клич, расходящийся волнами в интернетах, всплывающий под воздействием лайков и комментариев, появляющийся в лентах друзей и в личных сообщениях. Но молодой девушке или тридцатилетнему парню – нет. Их, почему-то, не так жалко. Никто не принимает в расчет, что в данный момент они заработать на лечение не смогут, потому что уже находятся в состоянии нетрудоспособности.
Мы настолько можем проникнуться жалостью к одному человеку, что способны запросто жестко загнобить тысячу особей, косвенно или совсем не причастных к причинам его морального или физического уныния. Будем кричать, надрываясь, и поощрять действием, не замечая, что таким образом только множим печаль на нашей планете.
Любим и умеем перечислять деньги на поддержку лесов Амазонии, на охлаждение ледников Арктики, на очистку земли Африки от малярийных болот. Но без душевных тревог проходим мимо лежащего в снегу бездомного или сухонькой старушки в переходе с протянутой рукой. Масштаб душевных порывов не тот, видимо.
Произошла трансформация чувств. Или перенаправление векторов в сторону отторжения человеческого в человеке. Повышенная сопливость и многослойные сантименты теперь брызжут в сторону далекого, несуществующего, к чему не возможно притронуться рукой. И изгваздаться. Котики, мертвые нездешние старушки, заокеанские леса – это очень прекрасно и возвышенно. А все, что происходит рядом – забота кого-нибудь из очень тридевятого далека. Делегировали сочувствие городам-побратимам.
Какая гадость, в общем, ваша заливная жалость.
Journal information